Утро одного дня
Холодным осенним утром мы с коллегой отправились в близлежащий городок с намерением провести утро в гинекологическом отделении больницы. Приехали мы рано, до начала приема. Никого еще не было. Вскоре пришла медсестра и включила свет, затем появилась вторая; напевая, она вкатила массивный столик, на котором лежал пакет с надписью "стерильно вероятно, инструменты. Из кабинета послышался смех и донесся запах дыма и кофе. Кажется, сестры были в прекрасном настроении.
Когда мы уже решили, что никто не придет на аборт, вошла молодая женщина. Спросила, свободно ли, и, не дожидаясь ответа, села. Закурила, видимо нервничая, и сразу же заговорила:
- Наверное, и вы привели кого-нибудь на аборт. Мне 27 лет, но я считаю, мне рано иметь ребенка. Я еще учусь. Мой друг не против, чтобы мы поженились, завели семью, детей, но это можно сделать и потом, после учебы. Я побоялась сказать ему, что беременна. Он ни за что не согласился бы на аборт...
Я не знал, с чего начать, взглянул на коллегу, но он уже с кем-то беседовал. Приемная наполнилась, был слышен гул многих голосов. И я начал говорить. Я умолял ее не убивать своего ребенка, рассказывал о жизни человека до рождения, о вреде аборта, о проблемах, которые у нее возникнут. Я не мог поверить, что ребенок, уже живущий в ней, будет вскоре убит. Я просил, умолял, но безуспешно. Как только появилась медсестра и сказала: "Кто заплатил, может войти", она встала и вошла в кабинет, откуда послышался звук инструментов.
"Как странно, подумал я, вместо звона колоколов в соседней церкви эти люди слушают звон инструментов убийства". Ожидавшие аборта женщины слышали наш разговор, и одна из них спросила меня:
- Это правда, что мой ребенок уже жив? Я беременна 6 недель, а мне сказали, что он оживает только через три месяца.
- Да, госпожа, ребенок жив - жив с момента зачатия. Его сердце начинает биться, когда вы еще даже не подозреваете, что беременны. На 18-21-й день после зачатия оно гонит по сосудам кровь. Ваш ребенок уже сейчас делает движения головой и телом, как новорожденный! - ответил я.
- Неужели! А мне сказали, что это всего лишь комочек... Нет, я не буду делать аборта. Я люблю своего малыша, который ждет меня дома. Я не могу этого сделать!
Как радостно было это слышать, но сколько еще таких женщин в ежедневных очередях в этот страшный кабинет, которым никто не говорит о вреде аборта, о том, что ребенок живет до рождения, у врача не находится для них времени. Моя собеседница ушла и вскоре вернулась с мужем. "Что-то он мне сейчас скажет?"- подумал я. А он тихо проговорил:
- Господин доктор, благодарю вас, жена решила родить и этого ребенка. Знаете, в эти дни она была какой-то другой и не слушала меня.
Я долго разговаривал с женщинами. Они решились на аборт - и никто не отговаривал их от этого. Более того, одну из них, беременную четвертым ребенком, медсестры подняли на смех, уговаривая на аборт и обещая сделать его еще по старой цене.
В то утро нам с коллегой удалось сохранить жизнь пятерых детей. И на лицах их будущих матерей после этого решения появилась улыбка. Они ушли из больницы преображенными.
Труднее всего было убедить одну из присутствующих - коллега говорил с ней больше часа. Но помощь явилась неожиданно. В приемной сидела женщина лет тридцати пяти. Она долго прислушивалась к разговору, а потом вдруг подошла и громко сказала:
- Много бы я дала, чтобы быть сейчас на твоем месте. Роди этого ребенка, дай ему жить, а себя не лишай счастья материнства. Семь лет назад я сделала аборт - и сейчас никакой врач мне не поможет. Я не могу иметь детей.
Эти слова оказались решающими. Наша собеседница изменилась в лице; помолчав, она сказала:
- Да, я рожу своего ребенка! - И слава Богу, ушла из этой бойни!
В то утро я понял, что должен найти людей, которые пошли бы утром в гинекологические отделения - на лобное место, где умирает Страна, и просили бы о помиловании маленьких осужденных на смерть, которые ждут казни в мрачных холодных темницах с решетками из материнского сердца.